Среди этой публики, всячески цеплялющейся за возможность иметь ночлег почти в центре столицы, был когда-то чех. В смысле чеченец. Вернее, было их несколько, но предводитель был один.
На чеха чисто внешне совсем не похож – не черный, без акцента. Вел он себя активно, всё время кого-то пиздил.
К нему в окружение, конечно, понаприлипало какое-то количество помощников. Среди которых можно было видеть знакомых своих. Даже до какой-то степени друзей.
Однажды, когда я валялся с температурой, один из этих друзей зашел ко мне и попросил выйти в коридор. «Я болею, говори тут» - «Надо выйти».
Выйдя, увидел этого самого главаря: «Ты купил колонки у моих друзей, но они мои. Если б за тебя не вписались (кивая вправо и влево), я бы просто повыкидывал бы их нахуй из окна. Но, раз у нас общие друзья, я заберу их позже». И две пары глаз друзей, изучающих трещины в линолеуме.
Речь шла о 90-ватных колонках, из которых много раз получалась отличная дискотека, и за которые я заплатил свои деньги людям, давно съехавшим.
…Были 2 камрада, возвращавшиеся ночью от метро и довольно сильно отпизженные. И которые – к моей первой оторопи – не пошли по нам сразу, по факту. Мне представлялось, что встало бы человек от 40 просто друзей, тех, с кем бухаем совместно, не говоря о простых соседях. Ведь всего нас там жило человек 700. При любых раскладах из обидчиков легко было бы вытоптано говно.
Но они не зашли. А мы не встали даже утром, узнав, кто и чего. И, наверно, у каждого из нас поселилось тяжелое чувство. У меня поселилось точно.
Потом эти боевики постучались не в ту дверь. Выебнувшись втроем на простого пацана, оказавшегося серебряным призером какого-то чемпионата по дзюдо, как следует опиздюлились.
После чего вернулись к нему опять, с трубой, и отправили на больничку, с последствиями вида попавшего в кровь воздуха и парой месяцев лежа.
Чеха в итоге застрелили где-то в Сокольниках, и мне не пришлось больше думать про колонки.
И всем сразу стало хорошо и спокойно. И всего через 2-3 года все эти истории, в совокупности с рассказами про выстрелы в потолок дробью и 3 накрытых рикошетом, превратились в байки для первокурсников, и, кажется, мало их впечатляли.
…Сам я только при крайних, и, хочется надеяться, маловероятных обстоятельствах полезу на баррикады.
Но постараюсь быть последним открывшим рот попиздеть про тех, кто не ссыт и сам меняет свой распорядок жизни и обстоятельства.
Из-за того самого – тяжелого – чувства, которому скоро 20 лет.
Journal information